Спектакль предоставляет собой плотную ширму видимого разнообразия и изобилия, но если заглянуть за неё, можно убедиться, что в мире господствует банальность. (Ги Дебор)
Ги Дебор, философ и знаковая фигура своего времени, был членом авангардного и сюрреалистического движения, участиком леворадикальных группировок, в дальнейшем – членом Ситуационистского интернационала, который требовал не болтать, а совершать захваты и выступать против капитализма с помощью ярких действий. Его книга “Общество спектакля” была взята на вооружение в ярком, самобытном студенческом восстании 1968 года, хотя сам Дебор там не участвовал. Эти замечательные события с лозунгами “Запрещается запрещать”, “Под мостовой – пляж” и “Будьте реалистами – требуйте невозможного!” до сих пор являются самыми яркими страницами в истории культурного и реального бунта.
В обществах, достигших современного уровня развития производства, вся жизнь проявляется как огромное нагромождение спектаклей. Всё что раньше переживалось непосредственно, отныне оттеснено в представление. (Ги Дебор)
После провала революции 1968 -го Дебор говорил, что восстание само стало спектаклем. Судя по всему, Ситуационистский интернационал был довольно нелепым объединением, что не умаляет яркость и необычность созданных ситуационистами лозунгов. К сожалению, порождаемая в противовес спектаклю ситуация сама вскоре превратилась в экстравагантное представление. Дебор был сторонником антикопирайта и дарения подарков, деконструкции искусства. Судя по всему, провал студенческого бунта его подкосил, поэтому впоследствии он снимал фильмы и писал дополнения к “Обществу спектакля”. Покончил жизнь самоубийством (застрелился).
“Ясно, что подлинная, аутентичная потребность не сможет соперничать с псевдо-потребностями, навязанными современным обществом; ни одно подлинное желание, не сфабрикованное обществом и его историей, не может возникнуть в умах обывателей. Избыточность товара выступает как абсолютный разрыв в органическом развитии общественных потребностей. Его механическое накопление высвобождает нечто безгранично искусственное, перед которым всякое живое желание становится беспомощным. Совокупная мощь безгранично искусственного повсеместно влечёт за собой фальсификацию общественной жизни.”
Книга на удивление актуальна и по сей день. Наткнулась на интересные фразы о том, что история воспринимается людьми как полностью отчужденная от них дисциплина. Т.е. историю изучают, полностью исключая свое возможное на нее влияние. А ведь такое абстрагированное, исключительно хоббиподобное изучение истории и создает пассивность, уверенность в том, что от конкретного человека ничего не зависит. История становится чем-то вроде сказки, областью знания, которое можно коллекционировать, но нельзя применить. Жизнь давно подтвердила идеи Дебора – реальность подменилась зрелищем и почти перестала существовать.
Из “Общества спекталя”
Я рекомендую пролистать этот небольшой труд самостоятельно. Но те, кто ленятся, могут посмотреть ряд выдержек ниже
__________________________________________________________
Там, где реальный мир расщепляется на простые образы, эти простые образы обретают плоть и становятся эффективными мотивациями гипнотического поведения, красочным сном для лунатиков. Спектакль, как тенденция заставлять смотреть на мир с помощью различных специализированных опосредствований (мир больше не может восприниматься непосредственно), естественным образом выбирает зрение в качестве привилегированного человеческого чувства, которым в предыдущие эпохи было осязание; это самое абстрактное, наиболее подверженное обману чувство вполне соответствует всеобщей абстрактности современного общества.
Спектакль – это повсеместное утверждение выбора, который уже был сделан в производстве, не говоря уже о последующем потреблении.
В спектакле, который является образом господствующей экономики, цель – ничто, развитие – всё. Спектаклю не нужно ничего иного, кроме самого себя.
Первая стадия господства экономики над общественной жизнью привнесла в человеческое существование очевидную деградацию понятий “быть” в “иметь”. Нынешняя же фаза тотальной оккупации общественной жизни достижениями экономики приводит к следующему обескураживающему искажению: теперь человек уже не имеет, но ему кажется, что он имеет; иначе говоря, фиктивное “обладание” уже не влечёт за собой ни престижа, ни какой-либо иной функции.
Спектакль – это непрерывная опиумная война, которая ведётся с целью уничтожить даже в мыслях людей различия между товарами и жизненными ценностями, между развлечениями и выживанием. Конечно! Понятие “выживания” становится всё шире, туда включается даже то, что ранее считалось неуёмной роскошью. Но если потребление выживания должно постоянно возрастать, то это значит, что оно обязано продолжать содержать в себе лишение. Выживание постоянно дорожает, и нет предела росту его потребления – это происходит потому, что нет такого “лишения”, которое не могло бы быть удовлетворено, это “лишение” будет просто более дорогим, нежели предыдущее.
Спектакль предоставляет собой плотную ширму видимого разнообразия и изобилия, но если заглянуть за неё, можно убедиться, что в мире господствует банальность. Благодаря высокоразвитому товарному производству, во много раз увеличился выбор социальных ролей и объектов потребления. Пережитки религии и семьи остаются для человека главной формой наследования классового и социального статуса, но, несмотря на всё то моральное давление и угнетение, что они оказывают, эти пережитки входят в понятие наслаждения этим миром, этой жизнью. Иначе говоря, этот мир есть ничто иное, как гнетущее псевдо-наслаждение. Аналогично, с блаженным приятием действительности может хорошо сочетаться показной бунт – и этим выражается то, что даже неудовольствие превратилось в некий товар, чуть только промышленность освоила его производство.
Иллюзорный выбор в показном изобилии позволяет нам также выбирать и между спектаклями: они тоже могут конкурировать между собой или, наоборот, союзничать. Однако главная сущность этого выбора заключена в том, что нам позволено играть одну из многих предложенных спектаклем ролей (путём потребления вещей, которые ей сопутствуют). Все эти роли одновременно взаимно исключают другу друга и пересекаются – оживляя, тем самым, потешную борьбу воображаемых качеств; однако всё это показное многообразие создано лишь для того, чтобы добиться ещё большего подчинения и количественной заурядности. Поэтому сейчас и происходит возрождение различных архаических оппозиций регионального или расового толка – они призваны возвысить вульгарные иерархические ограничения в потреблении до фантастических высот онтологического превосходства. Таким же образом происходит реставрация различных соревнований – от спорта да выборов; происходящая в них конфронтация смехотворна, однако они привлекают к себе значительный полуигровой интерес. Везде, где появляется избыточное потребление, главное противостояние происходит между молодёжью и взрослыми, и оно также превращается в фальшивую конфронтацию двух ролей: ибо уже нигде не существует взрослого – хозяина собственной жизни, и молодёжи – стремящейся к переменам и преобразованию мира. К преобразованию мира стремится сейчас только экономическая система, ведь динамизм – одно из основных свойств капитализма. Отныне только вещи могут править в этом мире, быть молодыми, соревноваться и вытеснять друг друга.
Каждый товар сражается только за себя, не признаёт другие товары и навязывает себя повсюду так, будто кроме него ничего не существует. Таким образом, спектакль – это эпическое воспевание борьбы между товарами, бесконечной борьбы, в которой ни один товар не возьмёт приступом Трою и не добьётся гегемонии. Спектакль славословит не людей и их оружие, а товары и их войны. В этой слепой борьбе каждый конкретный товар, влекомый желанием победить все остальные, бессознательно добивается большего: отныне товар становится миром, что одновременно означает то, что сам мир становится товаром. В этом и заключается хитрость товарного разума: пока индивидуальные черты товара изнашиваются и стираются в этой борьбе, общая товарная форма движется к своей абсолютной, всеобщей реализации.
…потребление товаров становится самодостаточным; потребитель исполнен религиозного благоговения по отношению к полновластной свободе товара. Волны энтузиазма по поводу того или иного продукта молниеносно разносятся и поддерживаются средствами массовой информации. Стиль одежды приходит из фильма, журналы создают имя ночным клубам, которые вводят в обиход всякие причудливые наряды. Здесь возникает феномен забавных безделушек, gadgets: в тот момент, когда товарная масса начинает стремиться к необычности, отклонению от нормы, само отклонение становится особым товаром. Мы можем распознать даже некую мистическую преданность к трансцендентности товара: например, за рекламными брелоками, которые обычно прилагаются к дорогим покупкам – их начинают коллекционировать, в среде коллекционеров ими обмениваются. Эти брелоки специально производятся для того, чтобы их собирали, поэтому тот, кто их коллекционирует, накапливает товарные индульгенции – знак преданности, обозначающий реальное присутствие товара среди его верных сторонников. Так овеществлённый человек выставляет напоказ своё доказательство интимной связи с товаром. Товарный фетишизм доводит людей до состояния нервной лихорадки, чем мало отличается от религиозного фетишизма былых времён: такой же экстаз, конвульсии и восторг чудом исцелённых. И здесь потребляется только подчинение.
Историческое мышление можно спасти, лишь сделав его мышлением практическим.
Туризм, человеческий кругооборот, рассматриваемый как потребление, является побочным продуктом кругооборота товаров, и сводится, по своей сути, к одному единственному развлечению: поехать и посмотреть на то, что уже стало банальным. Наличие экономической организации посещения различных достопримечательностей уже обеспечивает одинаковость этих достопримечательностей. Та же самая модернизация, благодаря которой из путешествия было изъято время, которое раньше тратилось на перемещение в пространстве, отняла у него и реальность самого такого перемещения.
Сейчас мы уже можем наблюдать за саморазрушением городской среды. Наступление городов на сельскую местность, покрытую “бесформенными массами городских отходов” (по выражению Льюиса Мамфорда), напрямую диктуется императивами потребления. Диктатура автомобиля – главнейшего продукта первой фазы товарного изобилия, проявляется в окружающей среде через господство автобанов, которые расчленяют старые городские центры и требуют ещё большего их рассеянья. При этом осколки незавершённой перестройки городской структуры временно сосредотачиваются вокруг “раздаточных предприятий”, т.е. гигантских супермаркетов, построенных на пустырях и окружённых парковками. Сами эти храмы ускоренного потребления, по мере того, как они вызывают частичную перепланировку городской агломерации, вынуждены проталкиваться ещё дальше в своём центробежном движении, однако остановится им не суждено, ибо везде они превращаются в перегруженные вторичные центры. Впрочем, техническая организация потребления является всего лишь одним из элементов того ужасающего разложения, что привело город к потреблению самого себя.
________________________________________
Особенно точно сказано про “потребление товаров становится самодостаточным; потребитель исполнен религиозного благоговения по отношению к полновластной свободе товара”. Пусть это не кажется диким или чрезмерным. Не упоминая огромный пласт профессий, связанных с продвижением и маркетингом, хочу сказать, что множество людей, связанных с “искусством”, занимаются монотонным потреблением и его воспеванием. Большинство из того, что выдается за хобби, – просто покупка товара. Ограниченный туризм “по карточкам”, постоянный просмотр кинопродукции, прочтение поверхностных книг, увлечения тем, что покупается, или рецензирование этого – как раз то самое благоговение, которое выдается за радость от достижения мечты. Я уж не говорю про разную херню вроде автомобилей, о которой отлично высказался Вербицкий. Ги Дебор, кстати, тоже осветил эту тему – “Ситуационистские тезисы о движении”.
Знания тоже становятся предметом товарно-денежных отношений, а посему отношение к знанию начинает напоминать отношение к запасу на чердаке. Важным становится не факт знания о чем-то или факт применения знания, а факт его приобретения. К сожалению, самолюбие и трудность признания своей жизни кучей компоста мешает большинству людей прекратить круговорот разноцветной пластмассы. А мы должны придумать выход.
1 Комментарий