Петр Кропоткин: анархия – это естественно

Анархия – это естественно.

Почитала Кропоткина и влюбилась в ту красоту анархии, которую он нарисовал. Анархия ассоциируется у большинства в худшем случае с грязным панком с подвесками и стихийным дестроем, у людей же поумнее – с некоей утопией, на которой паразитирует небольшая группа маргиналов, уже добрую сотню лет живущая в государстве, против которого они выступают. У Кропоткина же это такой Китеж-град, прекрасный замок, который непреодолимо соблазняет видениями будущего. Идейная эйфория, открытие новых дверей, сообщество свободных, взаимопомощь индивидуальностей и так далее. В общем, никакого мракобесия и извращенной маргинальности, пир духа. В результате, чтобы не истекать половой истомой по идее, как это делали монахи-католики перед изображениями Мадонны, я решила исследовать вопрос с разных сторон, почитав и критиков анархизма, и других персонажей, развивавших анархические мысли. Боб Блэк, Теодор Качинский + кое-какие критики анархизма, прямые и косвенные, тоже поучаствовали в исследовании.

Начнем с Кропоткина. Ответы на многие вопросы дает «Современная наука и анархия» . Представляю себе удивление людей, привыкших считать слово “анархия” синонимом слов “хаос”, “разрушение”, которые возьмут в руки книги князя П.А. По словам Кропоткина, государство – это такой же пережиток примитивного сознания и времени, каким сейчас кажется средневековая охота на ведьм. И, надо сказать, почувствовать себя средневековым верующим, которому сказали, что бога нет, поп поебывает домохозяйку, а церковь никому не нужна, было очень интересно. Ломать какие-то устои, семейные установки – это все же битва внутри, а Кропоткин просто берет и отрицает, отодвигает государство – незыблемую систему отсчета, от которой всегда отталкиваются. Причем делает это умно, как и положено ученому, и просто, чего и ждешь от князя, ушедшего писать листовки для крестьян.

Кирпич по кирпичу Кропоткин разбирает здание, начиная с анархических тенденций в обществах и заканчивая ненужностью и даже вредностью государства как такового. Законы представляются ему лишь средством закрепления и без того логичного, сложившегося в народной общине порядка с помощью писаного правила, в котором присутствует дефект, дающий меньшинству управлять большинством. А то, что людей необходимо удерживать от беззакония и варварства силой государственной власти, Кропоткину кажется заблуждением, специально поддерживаемым этой самой властью, чаще всего и являющейся основным злом.
Продолжить чтение “Петр Кропоткин: анархия – это естественно”

Немое кино: теоретики

“Декорация пятого акта – это та часть щеки, которая разрывается сухой улыбкой” Жан Эпштейн “Укрупнение”

“Нацельте объектив на руку, уголок рта, ухо – и драма обретет очертания, вырастает на фоне световой тайны. Уже нет нужды в речи; скоро и персонаж будет сочтен ненужным. При съемке рапидом жизнь цветов – Шекспирова; весь классицизм сосредоточен в замедленном движении бицепса. На экране любое усилие становится болезненным, музыкальным, а насекомые и микробы напоминают наших прославленных современников. Вечность эфемерного. Гигантизм.” Блез Сандрар “Азбука кино”

Читаю книги про кино, и это зачастую гораздо интереснее, чем его смотреть. Первым опытом стала давно изданная книга для студентов про мировое кино 20-40-х, а теперь вот “Из истории французской киномысли”. “Из истории” представляет собой малоинтересный для любого кроме фаната сборник статей режиссеров, кинокритиков (да, да, там есть Луи Деллюк!) о немом кино двадцатых годов и о будущем только что родившегося феномена. Зарождение кинокритики и теории киноискусства как таковой.

Читая книгу, я испытывала ощущение, как будто мой дух перенесли в машине времени, он наблюдает за бесцельными спорами и крушением надежд. Философы и поэты-авангардисты, театралы и режиссеры рвут и мечут, выстраивая из ничего свою теорию и спрашивая, является ли кино искусством. Какие надежды, черт возьми, возлагались на кино! Некоторые из режиссеров считали, что лишь кино откроет людям правду жизни, что только оно способно объединять народы. Многие из этих историй и споров вполне достойны быть экранизированными и, на мой взгляд, будут более интересны, чем разные мелодрамы. К примеру, спор между Вюйермозом (идеалистом) и Д’Эрбье о том, является ли кино высоким жанром, привел к тому, что Д’Эрбье был вынужден побывать на гротескном суде в Лозанне за “покушение на святость искусства”. Причем, если копнуть глубже, разница между их отношением минимальна – Вюйермоз утверждает, что кино – седьмое искусство, проводит аналогию с музыкой, а Д’Эрбье утверждает, что нет. Но при этом он не хулит кино, он нападает как раз на традиционные виды искусства, говоря, что они статичны, а потому пусты, тогда как кино – это движение. Однако идеализма Вюйермоза у него нет. Д’Эрбье говорил о том, что кино – это чистая механика, которая вскоре вытеснит иллюзорные построения и скучные картины.

Когда читаешь, бросаются в глаза две вещи: несбыточность надежд, тенденция обнаружить “чистое кино” без сценария, без героев, чистую визуальную гармонию, и излишнее теоретизирование о метафизическом характере кинематографа. “Десятая муза”, “седьмое искусство” – эти бессмысленные споры гремели со страниц газет. Практически все придают очень большое значение поэзии образов и отсутствию звуков. Считается, что отсутствие звука прекрасно, а потому станет догмой, но эти надежды не оправдались. Известно и общество, которое ратовало исключительно за черно-белое кино после появления цветного, якобы, убивающего условный и сверхъестественный язык кинематографа; деятельность эта, как все мы знаем, успехом не увенчалась.

Продолжить чтение “Немое кино: теоретики”

Берите мои подарки

Берите мои подарки.

В этот Новый Год я решил не скупиться и всем принести по подарку. Кривому Джонни – пакет кокаина, малышке Стейси – новый автомат Калашникова, Кочегару, старому другу, – книгу “100 способов безболезненного самоубийства”, а Гарри – деньги на операцию по смене пола. Как говорил один мой приятель, нет ничего приятнее, чем наблюдать, как клевый чувак или телка медленно портятся и становятся дерьмом, в этом и есть смысл настоящей дружбы. Все они отправятся на небеса. Ты просто управляешь трамвайчиком прямо в рай, подвозя тех, кто тут засиделся.

Святоши ругаются и вопят, говоря, что погибают невинные, но мы-то с вами, друзья, знаем, что невинные сразу попадают на вечный курорт. Посмотрите на их тусклые лица – они прозябают, пытаясь изобразить добропорядочных граждан, а про виновных и говорить нечего – изнемогают годами, мечтая отправиться в заслуженный ад.

Красотке Дженни – билет в ночной клуб, старине Кейсу – Harley Davidson, на котором он спьяну разобьет башку, ботанику Ричу – набор остро отточенных карандашей, Лалле – много шпанской мушки, Дейзи – слуховой аппарат. Когда она, наконец, услышит, что о ней говорят, точно спятит. Я приношу людям то, чего они давно желали, то, что им подходит. Дженни, как обычно, напьется, ее изнасилуют, а потом убьют, потому что она обязательно крикнет: “Сволочи! Я все расскажу полиции!”. Говорю вам – она это сделает точно. Каждый мой подарок с секретом, это настоящее искусство. Целый год я сижу, наблюдаю и думаю, что бы такое подарить. Уж в чем-в чем, а в пренебрежении меня обвинить никак нельзя. Алисе – билет на самолет в командировку к мужу, толстому Фридриху – элегантный костюм, прыщавой Мэри – красивое зеркальце. Они всегда об этом мечтали, так пусть получат. Cнег повисает на ветках хлопьями плесени.

Я шагаю, наст хрустит, на голове залихватски заломлена шапка, а расшитые люрексом валенки отмеряют путь. Раз, два, раз, два. Маленькому Валентину – абонемент в питерскую школу Хоггвартс, к этим колдунам-педофилам, симпатяге Алексе – настоящую злую сову, Тристану – пузерек с кислотой и хоккейную маску, а веселому панку Филу – бейсбольную биту. Они знают, что с этим делать.

Нас упрекают за то, что мы не дарим подарков от души, что завязаны на традициях, совершаем машинальные действия, а внутри остаемся холодными. Так вот что я вам скажу – моя душа полна любви. Каждый подарок я преподношу с настоящей, блядь, любовью. Пидорасу Кевину – ключи от квартиры качка Астора, Клариссе – то самое белье, что она хотела, и резиновый член. На эту корейскую чушь у нее начнется аллергия, но зато детка попробует то, что всегда мечтала. Это называется “разнообразить сексуальную жизнь”. Истеричке Люси – набор новых ножей, ее мужу Маку – подборку журналов “Горячие блондинки-2”. Карта к карте, шаг за шагом. Я исполню ваши мечты, и жизнь превратится в праздник. Не нужно курить коноплю – вы и так увидите Господа.

Я открываю дверь в подъезд.
Я подтягиваю мешок повыше – он слишком тяжелый и сползает.
Я звоню в вашу дверь. Привет.

Я не заставлю вас рассказывать ни одного стишка.
Просто
берите
мои подарки.