Не люблю реальные имена людей. Во-первых, они повторяются, во-вторых, не несут никакой информации. Это неудобные неуникальные идентификаторы. Особенно бесполезная часть – отчество, оно усложняет все в разы. В переписке отличить Ивана Викторовича от Виктора Иммануиловича для меня – боль, это совершенно лишние, пустые данные. Очень часто я отлично знаю людей, могу пару месяцев с ними плодотворно работать или пить чай, но совершенно не помню, как их зовут. Не потому, что я пренебрегаю людьми, а потому, что их имена сразу же вылетают из головы. Мне приходится прикладывать сознательные, значительные усилия, чтобы их запомнить.
Однако при работе с людьми можно постепенно “приклеить”, закрепить имя и фамилию. Зато в сети VK или facebook просто огорошивает, вываливая на меня массу однообразных, неотличимых друг от друга имен. Я, честно говоря, даже испытываю желание свалить, когда это вижу. Для меня Виталий Иванов ничем не отличается от Василия Пихтенко или, там, Ольги Лебедевой – это плохо запоминаемая и невнятная информация. Если она комбинируется с отсутствием индивидуальности на странице – скажем, с набором репостов, я не в состоянии понять, кто это, даже если мы с ним реально знакомы.
Я знаю Димбла. Димбл – отличный парень, мой добрый приятель, шьет мужские костюмы. Но когда я читаю “Дмитрий Черников”, я полностью теряюсь. Я не в курсе, кто это, и самое главное – мне неинтересно (надеюсь, Димбл не обидится, если вдруг это прочитает. это просто пример моего восприятия имен). То же самое с Зиличем. Мы дружим уже много лет, я многократно бывала у него в гостях, но я понятия не имею, как его зовут “по-настоящему”. Помню, писала имя на посылке, но я в жизни его не вспомню. Сочетаний Имя-Фамилия много, а Зилич такой, со всем набором атрибутов, один. И так далее – вне профессионального общения при встречах я легко могу называть человека ником, хотя он сам уже много лет его не использует и ассоциирует себя только с Сергеем Петровым, например.
Никнеймы тоже повторяются, причем даже больше, чем имя-фамилия, но в них закладываются основы самоопределения, какие-то интонации или ассоциации, от которых легче создавать связь с личностью. Т.е. запомнить Dark Rider или Лопоухий крольчонок мне гораздо проще, как бы бестолково они ни звучали. Мне легко сразу ассоциировать личность и ник, даже если они выбраны на контрасте или совершенно от балды. Просто связи от одного к другому закрепляются значительно лучше, т.к. ник – не идентификатор 12455 (= Юля Иванова), а смысловая метка. А вот к Нине Васильевой я ассоциацию приделать могу с большим трудом, Вась Ивановых миллион, а потому человек с его многообразием и “настоящее” имя у меня с голове живут отдельно. Исключением являются условно уникальные имена – скажем, Олега Ветер или Кристину Борщ я точно не забуду из-за фамилии – и отпечатавшейся в памяти реакции. Всем остальным грозит забвение. Происходит это потому, что реальные имена совершенно бессмысленны.
Кроме того люди не выбирают имен, они даются кем-то (родителями), а фамилия так и вовсе приходит по наследству с незапамятных времен. В итоге и имя, и фамилия никакого отношения к конкретным свойствам личности не имеют. Тут меня обругают любители “корней”, ведь иначе как отслеживать родословное древо, и я их понимаю, но все равно данное имя – нечто глубоко чужое, с чем ты свыкаешься только из-за привычки – деваться-то некуда. Мне кажется, что достигая совершеннолетия, человек должен выбирать себе новое имя по вкусу. Это должно быть таким же ритуалом, как женитьба или отцовство. Ты вырос, ты стал личностью, ты избавился от детского (чужого) имени и взял себе взрослое, “имя для войны”.
Дополнительно хоровод Иванов Петровых обессмысливается для меня из-за особенностей… ну, назовем это “особенностями потребления культуры”. Я выросла на переводной литературе, которой я прочитала с того момента, как научилась читать, гигантское количество. Конечно, во всех них герои имели либо вымышленные, либо зарубежные (что для ребенка = вымышленные, необычные) имена – и совершенно не имели никаких отчеств. Для меня как для интроверта все эти бесчисленные герои имели значительно большее значение, чем окружающие люди. Вымышленная дружба с ними была интереснее, их жизнь – любопытнее, а характеры – не в пример разнообразнее, чем то, что предлагал гопнический поселок.
В итоге, когда я подросла, то обнаружила, что читать фантастику с героями вроде Ивана Иванова мне трудно, а если там есть отчества или бытовые зарисовки, то все, конец. В этом случае сразу тяжелее запомнить героев, но главное не в этом – мне просто не хочется их запоминать. Мне неинтересен их быт, их разговоры. Впрочем, и качество русфанта тех времен тоже вносило лепту в восприятие – тексты просто были очень плохи. Однако бывали случаи, когда автор так здоровско писал, что с имен стряхивался налет неприязни, они вдруг играли, обретали индивидуальность. Рассмотрение исключений осложнит текст. Но если вопрос с барьером при чтении решался языком автора, увлекательным сюжетом, то сама писать про героев с обычными именами я не могла совсем. В крайнем случае в нескольких рассказах использовалось только имя, т.к. фамилия – это балласт, но чаще я вообще обходилась кличками.
Детские пробы рассказов и смехотворных романов были заполнены вымышленными именами или ник-неймами. К героям с именами Василий и Маша я моментально теряла интерес, мне не хотелось про них писать – причем до полного блока и ступора. Мне реакция кажется довольно стремной, но я уверена, что не одна такая. Многие солисты российских групп признавались, что им сложно сочинять на русском, потому что фразы кажутся им очень банальными, но одновременно они понимают, что только этим языком владеют мастерски, так что пытаются придумать что-то необычное. Но у многих есть обратный синдром – им подавай тексты только про русских людей, для них как раз вымышленные имена кажутся бессмысленным мусором, они не могут воспринимать это всерьез.
Русский язык мне, кстати, нравится, а вот имена (по большей части)- нет. Этот казус с именами кажется очень забавным, потому что он показывает, как культура обусловливает реакции. Русские имена не ассоциировались у меня с приключениями, поэтому я так полюбила Снегова – он был русским, но при этом у него царил полный космополитизм в плане имен героев. За счет этого его фантастика вызывала дружелюбие, мне ничто не мешало ее воспринимать. В других случаях мне приходилось напрягаться, преодолевать входной барьер. Скажем, я многократно устраивала себе прочтения Большой книги или лауреатов фантастических премий, чтобы расшатывать барьер, но это всегда было некое усилие, которое нужно проделать.
Конечно, это не означает, что я не могу читать тексты с русскими именами. Но они четко распадаются на три группы: реализм/классика, советская пропагандистская проза и приключения/фант. В первой группе имена и отчества – это часть, органически вписывающаяся в общее унылое настроение. Русская классика мне, как Лимонову, кажется весьма болотной, вялой, лишенной нерва, пережевывающей русскую тоску, и имена с отчествами там на своем месте. Т.е. хуже все равно быть не может. Я не говорю здесь о качестве текста – романы могут быть отменными, однако тематики их всегда мрачны. То же самое касается многочисленных лауреатов Большой Книги – у них всегда тоска, страдания маленького человека, тлен, быт и т.д.
А вот советская пропагандистская проза проворачивает трюк с именами – они в ней выглядят как-то по-другому, словно имена героев из какого-то другого, невероятного мира. Думаю, дело в том, что они и были фантастикой того времени, хахаха. Общий позитивный настрой и рубленая, простая проза помогала воспринимать реальных людей со скучными именами, словно реальных героев.
А вот в приключенческой литературе русские имена для меня – реальная проблема. Это предубеждение, которое, кстати, заставляло многих русских авторов в 90-е издавать свои книги под зарубежными псевдонимами, т.к. русского автора читатель просто не хотел. Я преодолеваю предубеждения, но это каждый раз осознанное преодоление, квест, т.е. это разовые, точечные акции. Кстати, прикинула и поняла, что авторы, которых я по-настоящему люблю в русфанте, все используют вымышленные имена героев.
Вот такие странные существа люди – у всех свои нюансы восприятия, ребята. Поэтому я часто придумываю сотрудникам на работе короткие внутренние прозвища, кратко их характеризующие, а к ним уже привязываю их реальные однообразные имена. Иначе можно опростоволоситься, запутавшись в именах.
А у вас как дела с именами?
Моё имя – относительно экзотичное для славянского уха, так что запоминается и, более того, я со своим именем сроднилась. С другой стороны, оказаться в стране, где людей, носящих мое имя, много, мне не хочется. Вышло довольно неудобно: я своё имя воспринимаю как другие – никнеймы, но есть место, где моё имя внезапно теряет исключительность.
Насчет восприятия русских имен в литературе – а как насчет вариации славянских имен? Как насчет “Ведьмака”? Или, например, “Мор: Утопия” – это же история, разрешаемая именно в стране, похожей на Россию, и никак иначе, а потому: Даниил, Артемий, Клара. У меня двоякие ощущения по поводу выбора имен, так как полный уход от русских героев и русских имен кажется
неестественным: надо же – какой-нибудь Василий Иванов, а пишет о Джонах, да и сам Василий Иванов, даже и не осознавая, может писать о Джонах без полного врастания в образ. Просто потому что привык: Джоны – это приключения, это романтика, фантастика, заграница, и как-то упускает (неосознанно) из виду, что Джоны могут мыслить ровно так же, как и Иваны.
Но и эффект, описанный вами, тоже присутствует. Читаю про какого-нибудь Василия – и все, не представляю Васю в контексте нанотехнологий или освоения Марса. В «Море» это противоречие разрешается нарастанием крутой авторской истории вокруг уже существующей культуры, и тут, кстати, русские имена становятся плюсом, хотя бы из-за того, что они – в мировой фантастической литературе, в поп-культуре – встречаются реже. Джоны и Джеки так часты, что воспринимаются уже как «люди по умолчанию», не дают особого отклика, а Василии, Романы, Светы – они задают тон.
У Icepick lodge есть особенность – их реальность не русская. т.е. имена, возможно, и такие, но реальность совершенно иная, а потому баланс соблюден. они имена очищают от ненужных ассоциаций, делая героев вне каких-либо наций.
>сам Василий Иванов, даже и не осознавая, может писать о Джонах без полного врастания в образ.
Джон тут вымышленный герой, и то, как он действует, является частью героя, поэтому “врос” автор в образ или нет – это субъективные фантазии читателя. это как когда пишут о “недостоверности” образа. когда читатель жалуется на нее, 5% случаев – это действительно психологическая недостоверность, 95% – это просто образ, не вписывающийся в логику мышления читателя, что совершенно не означает какой-либо “недостоверности” на самом деле.