В качестве противовеса старикам перевела интервью Тэмсин Мьюир с Three Crows Magazine: http://threecrowsmagazine.com/tamsyn-muir-interview-there-is-a-lot-of-blood-on-my-dance-floor/, добавила немного комментариев о незнакомых русскоязычным людям вещах. Мьюир обожает фанатское творчество, но при этом свои границы есть и у нее. Для нее фанфикшн стал щитом, укрывшись которым она смогла описывать скрываемую травму.
– Начнем с простого: кто такая Тэмсин Мьюир?
– Это самый сложный вопрос. В отчаянии я погуглила “кто такая Тэмсин Мьюир” на случай, если у кого-нибудь были идеи, и благодаря какой-то ошибке перевода нашла это:
“ТЭМСИН МЬЮИР – это омерзительность”.
Мне чертовски это понравилось, стоит печатать на визитках. Я имею в виду, что определение не является неправильным, хотя и упускает некоторые нюансы. Кто я? Я вроде как отчаянно осматриваю комнату, чтобы обнаружить намеки на ответ, и в итоге я зациклилась на том, что в моем музыкальном плейлисте все еще висит трехминутный техно-ремикс на Hamster Dance. Он тут с 2005 года. Я дико ленива или тоскую по ранним нулевым?
Я послушала его, и он разделился на “Cotton Eye Joe” посередине, так что ответ – дико ленива. Это ужасно. Это не очень хороший ремикс. Уродство полное.
– Каково было вырасти творческой лесбиянкой? С какими трудностями вы столкнулись?
– Я выросла в довольно консервативном обществе, над которым висели тени лесбийских семейных смертей и травм. Моя двоюродная бабушка – бутч старой школы, которая пережила много несчастья, и её история передавалась в семейном кругу как доказательство трагедии жизни гея. Кузина покончила с собой примерно тогда, когда я призналась в своей сексуальности. Мой собственный coming-out был трудным в том смысле, что я еще не нашла подходящих слов, чтобы об этом говорить, хотя мой старший брат, перед которым я “вышла из шкафа” в 2001 году, оказался таким очаровательным, таким любящим и таким слащавым, что любой зритель заболел бы кариесом.
Но к наступлению 2000-го я знала, что я лесбиянка, а конец девяностых для признаний был не лучшим временем. Я рассказала об этом в школе, вышло ужасно. Однажды я что-то вякнула в ответ на издевательства, так из меня все дерьмо выбили – учитель ненадолго вышел из аудитории, и весь класс где-то с минуту наблюдал, как меня бьют головой о парту. Там были дети, которых я знала с восьми лет. Никто не сказал ни слова, пока это происходило, никто не двигался, никто не подошел ко мне после. И я никому не жаловалась из-за гордости и, возможно, из-за небольшого сотрясения мозга.
Я к тому, что я не была творческой лесбиянкой перед другими людьми. Я написала немного обычной поэзии для школьного журнала. Я выходила онлайн и писала – много, но не от лица квира. Я страшно боялась. Я делала лесбийские истории только в компании с другими девушками, прячась за стенами Живого Журнала (livejournal). Прошли годы, прежде чем я начала писать лесбийский фанфикшн публично, и вплоть до 2015 года я не решалась предложить лесбийскую историю для публикации.
– В других интервью вы упоминали, что писали всю свою жизнь, и что, как многие другие, написали множество фанфиков. Я помню времена, когда авторы не стали бы (или не могли) признавать, что писали фанфики. Кроме того многие писатели не хотят, чтобы их работы использовались для фанфиков. Однако вы говорите, что обрадованы тем, что по Gideon the Ninth пишут фанфики. Каково ваше мнение о фанфиках теперь, когда вы изданный автор?
– Ха! Знаете, вопрос заставляет меня ощущать себя старой, так как я помню времена, когда множество авторов как раз запросто признавались, что писали фанфики! На старых сайтах “Звездных войн” люди даже выкладывали их под собственными именами, а гендерный разрыв был невелик – из-за Тимоти Зана многие надеялись, что их собственный эпик о Маре Джейд сможет увидеть свет в твердой обложке. Полно народа под реальными именами писало для Gargoyles (диснеевский проект) – это где-то середина девяностых. Я просматривала Station 8 и встречала некоторые невероятно качественные работы, для чтения которых я была, честно говоря, слишком мала, однако это были хорошие и детализованные, плотно прорисованные эпические истории, вещи, которыми по-настоящему можно гордиться. А затем фанфики стали синонимом для “женского чтива”, синонимом для порнографии и – что еще хуже – “женской порнографии”, и по какой-то причине камнем рухнули на дно.
Я упоминала, что для меня одной из величайших трагедий стало то, что я не могла читать фанфики по своей книге по юридическим причинам (скорее всего, имеется в виду казус Мэрион Брэдли, когда автор фанфика потребовала денег, с тех пор авторам запрещают читать фанфики). У меня небольшая и невероятно талантливая фан-база. Как я могу чувствовать что-то кроме радости? Надеюсь, им доставляет удовольствие, что бы они там ни делали. Я знаю, что многие не хотят, чтобы их работы использовались для фанфиков. Думаю, что их желания должны уважать. Я имею в виду, что многие их причины ошибочны и что они неправильно понимают, что происходит, но сообщество авторов фанфиков обычно великодушно относится к людям, которые говорят, что не хотят фанфиков, написанных по их собственности. Надеюсь, мой фандом пишет длинные серьезные эпики, а также пародии, которые заставляют меня выглядеть глупой, и странное порно, и шипперят персонажей, о которых я даже не думала.
Я говорю, что никогда не читала фанфиков по своей книге, но один из моих старых друзей прислал мне несколько абзацев своего шедевра. Это было жестоко. Он придумал термин ‘bonemerang’ (игра слов, “бумеранг” + трах) и веселился над тем, что там слишком много персонажей. Он был забанен за написание фанфика, и я считаю, что его фанфик был плох и оскорбителен лично для меня. В остальном у меня проблем нет.
– Недавно люди наткнулись на ваш старый темный фанфикшн (ряд пользователей устроили травлю за фанфик с несовершеннолетним персонажем, фанфик-сообщество посмеялось над ними). Как вы думаете, писателям стоит позволить исследовать темные стороны человечества? Или что есть черта, которую не стоит пересекать?
– Нет черты, которую нельзя пересекать. Нет ничего, о чем не стоило бы написать. Это не значит, что все Искусство с большой буквы “И” лежит вне критики, но все работы, неважно фанфики или изданные книги, должны рассматриваться индивидуально. Не может быть никаких запретов даже в отношении отвратительных слов или понятий. Я сейчас играю в одну из наиболее круто написанных игр, что я видела за последние 10 лет, – я имею в виду не “лучший сценарий видеоигры”, а именно прекрасно написанную игру. Она называется Disco Elysium, и написана эстонским писателем Робертом Курвицем. Курвиц примерно моего возраста, а английский не его родной язык, однако его хочется запретить за то, что на его фоне мы выглядим так себе.
Одна из фишек игры в том, как постоянно бросаются словом «п-дар» (f-ggot), хотя, когда его произносят вслух, оно цензурируется, что лично мне кажется гениальным. Игра использует «п-даров» практически в качестве средства, преобразующего идентичность, и мне кажется, что причина, по которой их запикивают в том, что эта идея и слово резко отличаются для каждого человека, и даже мысли одного человека могут здорово отличаться в разные дни. Это самое освежающее и захватывающее квир-письмо, которое я встретила за долгое время. Здесь есть очень гомофобные персонажи, есть слегка гомофобные персонажи, а вы играете за гея. Я уже давно не встречала столь радикальной игры, а я прошла множество необычных квир-игр. Приходилось играть в вещи настолько осторожные, что их авторы предпочли бы забраться в мусорный бачок, чем использовать такое злое слово как “п-дар”, однако ни одна из них не волновала меня так, как это делает Disco Elysium. А ведь игру даже не рекламируют как квир. И все же, и все же.
Вернемся ко мне. Я вспомнила об этом, потому что написала фанфик, в котором 13-летнюю девочку подвергает сексуальному насилию – я объясняю контекст – ее взрослый лучший друг. Думайте о девочке и ее взрослом друге как о клонах, где взрослый мужчина генетически оригинален, а она – клон кого-то, в кого мужчина был безоговорочно влюблен. Коллизия вполне в духе научной фантастики, так что мне стоит переписать фанфик. Рассказ ведется от лица насильника: он явно и с умыслом манипулирует жертвой и применяет к ней насилие, что, возможно, немного тяжеловато для исходного материала, где вся шутка в том, что мы не знаем, где тыква. История заканчивается тем, что насильника в отместку убивает его клон-подросток.
Меня обвинили в том, что я написала текст о подобных вещах с целью возбудить, ведь текст – ответ на запрос kinkmeme. Для тех, кто не в курсе: “kink meme” – это форум, где люди анонимно просят написать порно-фанфики, содержащие определенные фетиши (кинки), но частенько реализации далеко уходят от порно и становятся местом для веселья, романтики или шиппинга. В свое время я написала мягкую порнографию, четыре истории, где герои даже не целовались, фанфик, который я упомянула выше, и последовательность сонетов. Мой фанфик появился потому, что кто-то попросил “разрыв в возрасте”. Я выложила текст на AO3 c рейтингом E (Explicit), т.е. чтобы его прочитать, надо нажать на маленькую рамку, подтверждающую, что тебе стукнуло 18. Также фанфик помечен тегами “жестокое обращение с ребенком”, “изнасилование” и “несовершеннолетний”. В примечании я приношу извинения автору запроса за то, что написала более мрачный рассказ, чем человек просил: и ко мне были добры, никаких комментариев в духе “проклятая извращенка!”.
Я посчитала запрос весьма интересным. Речь ведь идет о специфике инопланетной расы, которая в каноне отделяет юных членов общества от взрослых, крайне сильных и жестоких; мне хотелось показать взаимодействие между взрослым хищником и гораздо более юной идеалисткой с большими идеями о революции – и непониманием, с какими монстрами она имеет дело. И также мне хотелось описать 13-летнего мальчика, который видит свое отражение в старшем предшественнике, наблюдает за тем, как один его друг делает ужасные вещи с другим, и яростно отвергает это. Это отвратительная история. Месть в финале в лучшем случае пиррова, и это совершенно точно не месть девушки. Заглавие я взяла из “Лолиты”, из последней части поэмы Гумберта Гумберта:
“And I shall be dumped where the weed decays,
And the rest is rust and stardust. ”
Вообще говоря, я не тот человек, с которым стоит обсуждать темные фантазии, потому что я не пишу истории с несовершеннолетними, чтобы порадовать. Я написала тонны историй о манипуляции более слабым персонажем или сексуальном насилии, хотя порой оно было метафорическим (например, рассказ “Ученик волшебника”, опубликованный в Wierd Tales под редакцией замечательной Энн Вандермеер, заявляет сексуальную манипуляцию как основную линию, однако дальше оказывается, что цель… совершенно другая) и иногда совсем не метафорическим (рассказ Chew, впервые опубликованный в Nightmare Magazine под редакцией отличного Джона Джозефа Адамса, – там девочку-подростка насилуют и убивают в послевоенном Штутгарте). Не думаю, что об этом говорилось в пресс-релизах обо мне.
У меня ощущение, что у некоторых проблемы с восприятием фанфиков: раз все фанфики – это очевидная порнография, то когда вы пишете фанфик с насилием над ребенком, это по определению становится детским порно. Типа, зачем вы помещаете это в фанфик, если не хотите удовлетворить этим свои тайные темные желания или такие же желания аудитории? Если вы что-то кладете в торт, то значит вы хотите это съесть, так ведь? Но фанфик не более “торт”, чем любой профессиональный фикшн, и мне кажется, что мы недооцениваем огромное количество невероятных работ, предполагая, что это просто барочная вариация мастурбации.
Люди прекрасно описывают травмы, от которых они не страдали. У людей также бывают травмы, о которых они не могут и не будут рассказывать. Жизнь бок о бок с культурой изнасилований и детской сексуализации, а также полного пренебрежения к взрослению девочек-подростков, – это уже достаточное “оправдание” для того, чтобы описать сексуальное насилие, от которого ты физически не пострадал, но зато пострадал душевно. Некоторые авторы специально выбирают подобные темы, чтобы осветить их неприятным, тернистым, сложным способом. А некоторые действительно пишут с намерением возбудить. Часть людей пишут, имея в виду и то, и другое, и начинают специфический разговор с читателем, рассчитывая на вполне определенный эффект. Возмущенные читатели просто хотят отвернуться и не видеть ничего подобного, они стремятся защитить подростков любой ценой, а потому стараются остановить тех, кто использует фанфики, чтобы причинять вред детям. (…)
Однако критика легких мишеней, оставляющая трудные цели нетронутыми, вообще не выглядит критикой. Автор как светоч морали – это чудесная идея, но она всегда предназначалась женщинам и женской литературе. Леди и их романы. Прочитайте “Старомодную девушку” Луизы Мэй Олкотт. Это же долбаная проповедь.
Меня не в первый раз обвиняют в педофилии. Я росла лесбиянкой в 90-х, гомосексуализм и педофилия были тесно связаны в общественном сознании. Когда я призналась в своей сексуальности, люди говорили, что рядом с детьми мне находиться не следует. Я привыкла, потому что так происходило часто, и хотя ощущалось чертовски больно, уже не шокировало. Когда меня назвали педофилкой в Твиттере, я была раздавлена (clotheslined). Мне на помощь пришли фэны, но я начала намыливать веревку, собираясь устроить с ней горячее свидание, которое откладывала уже не раз в течение жизни.
За годы я многократно проходила терапию из-за самых разных проблем, некоторые из которых длятся всю жизнь, а некоторые – нет, но когда началась травля в Твиттере, жить стало очень тяжело. Мне-то казалось, что я точно знаю, что именно я делаю в свои текстах; терапевт всегда поддерживала меня в этом. Я никогда не рассказывала, что стала жертвой насилия в детстве (CSA survivor), потому что в 90-е “лесбиянка” и “жертва детского насилия” – это карт-бланш, люди неминуемо будут говорить тебе: “НАДЕЮСЬ, В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ, БЛАГОДАРЯ ЛЮБВИ И ПОДДЕРЖКЕ ТЫ СТАНЕШЬ НОРМАЛЬНОЙ” (гетеросексуальной). Добро пожаловать в кабинку инвалидов. Так что я даже не сказала большинству своих девушек. Я рассказала только одной! Это не предмет обсуждения в семье, и я рассчитываю, что они не читают мои интервью, так что все останется таким, каким и должно быть, – абсолютно необсуждаемым!
В заключение скажу, что писателям должно быть позволено писать все, что они хотят, и смертью искусства – особенно женского или квир-искусства – будет, если им этого не позволят. Одновременно люди должны иметь возможность искусство критиковать. Критика и искусство неразделимы. Однако и критику тоже следует обсуждать и анализировать, – или это не критика, а просто шум. И для тех, кто всерьез призывал меня ответить за сделанное, хотя они, как я думаю, даже не читали текста, я хочу сказать вот что: давайте успокоимся. Я здесь. Я несовершенна, и я очень люблю вас. Я беспокоюсь о тех же самых вещах, что и вы, и наши раны схожи. Давайте плакать в объятьях друг друга, словно на живом варианте Midsommar.
– Вы посещали Кларион. Как этот опыт помог сформировать вас как писателя?
– Кларион помог отнестись к себе серьезно. Это был мой первый “профессиональный” писательский воркшоп – в Новой Зеландии я никогда не посещала ничего такого, никогда не обучалась писательству. Там царила атмосфера, в которой каждый вел себя как будущий профессионал. Нас обучали настоящие светила издательского бизнеса. Меня учила Делия Шерман и Эллен Кашнер, которая была дополнительным преподавателем, но все равно умудрялась нас обучать. Меня учил хоррор-мастер Дейл Бейли, Сэмюэл Дилэни, Джордж Мартин и Джефф и Энн Вандермееры. Для наивной новозеландской девчонки двадцати лет это было словно летние каникулы в Хогвартсе.
Я уже заканчивала подготовку на учителя и была готова положить все мои мечты о профессиональном писательстве под кровать, а затем случился Кларион. Также обучение изменило мою технику – я потратила следующие несколько лет на написание рассказов, и это сильно улучшило уровень владения языком, а также меня сильно мотивировало наличие еще 17 людей рядом, каждый из которых хорош или пугающе хорош. Все говорили, как же здорово было в 2010-м. Не все мои сокурсники опубликовались или ворвались в топы, и я рассчитываю, что вскоре они выпрыгнут из земли, словно талантливая саранча, и уничтожат все вокруг. Но среди моих менее скрытных товарищей такие люди как Джон Чу (Хьюго за рассказ), Кай Ашанте Уилсон (номинации Хьюго/Небьюла за повесть), Леа Томас, Кали Уоллес, Карин Тидбек, Грег Боссерт (лауреат премии Старджона и пр).
– “Гидеон Девятая” – ваш первый роман. Опыт поиска агента, издателя, получение опубликованной книги оправдали ваши ожидания? Что оказалось неожиданным?
– Я прошла очень традиционный для фантаста путь, потратив много времени на написание рассказов и текстов для журналов. Я не собиралась писать роман, и впервые столкнулась с агентами, когда один из моих рассказов был номинирован на Небьюлу. В итоге к этому агенту я не попала, так что я искала агента сама. Никто не предупреждал меня, что это похоже на стояние в очереди, в конце которой тебя отлупят (рассказываю: это очень похоже на стояние в очереди, где в конце тебя отлупят). Такого я не ожидала.
В итоге я получила действительно замечательного агента, чудесного издателя, и теперь я героиня постера “Позитивный квир-опыт”. Я была удивлена, когда Tor.com прямо заявили: “Нам нравятся лесбийские штуки”. Я думала, что гей-тема в рекламе должна быть скрыта, особенно потому, что Гидеон Девятая – определенно лесбиянка, но роман не содержит лесбийской любовной линии. Tor.com же сразу согласились с замечательным слоганом Чарли Стросса “Лесбиянки-некроманты!”. Кто-то писал, что реклама обманывает (Гидеон лесбиянка, но не некромант, некроманты – другие герои), однако это нечестно. Просто Гидеон перетягивает на себя внимание от настоящих, “честных” некромантов-лесбиянок. Когда она перестанет отжиматься, вы их заметите.
– Квир-женщины в книгоиздании представлены плохо. У вас возникало чувство, что вам приходится труднее из-за вашей ориентации?
– Не в случае публикации “Гидеон”, как видно из предыдущего ответа, но я думаю, жанр страдает из-за своей молодости. Не стоит об этом забывать. Когда я восторженно говорю, что в прошлом году прочла целых 5 фантастических книг с лесбиянками и что еще больше будет опубликовано в ближайшем будущем, нужно понимать, что эти 5 книг – единственные изданные вещи, о которых я знаю.
Огромное количество таких текстов издается вне мэйнстримного потока – в разных квир-импринтах или сервисах самопубликации. Я невероятно благодарна публикации в Lethe Press Стива Бермана. Но если вы не готовы нырять в эти глубокие воды в поисках квир-прозы, на самом деле не так-то много вещей издается. Квир-проза все еще тесно ассоциируется с порнографией у многих людей. Я видела, как люди рекомендуют “Гидеон Девятую”, искренне говоря: “Не волнуйся, это совсем не эротика!”. Они слышат про лесбиянок-некромантов – и сразу воображают бульварное чтиво. “Гидеон” многим обязан палпу, однако это не какой-то жуткий лесбийский сексплорейшн. Это вы найдете во второй книге. (*)
(*) Вы не найдете этого во второй книге.
– Расскажите нам о “Гидеон Девятой” и о том, почему стоит ее прочитать.
– Думаю, я уже отвратила всех, рассказав, что в книге нет ужасной лесбийской порнухи. Но вам стоит прочитать “Гидеон”, потому что Амаль Эль-Мохтар написал в “Нью Йорк Таймс” о ней: “скрупулезная и атмосферная, полная мучений, преследуемая трудными и сложными чувствами в разрушенной вселенной”.
Самый замечательный комплимент, который я когда-либо получала. Я писала это книгу для себя 17-летней, а она ощущала себя так постоянно.
– Вы смешали жанры и создали захватывающее “научное фэнтези”, а потом увенчали его гомосексуальной героиней. Вы сталкивались с людьми, которые говорили, что это не сработает?
– Нет. Я была в восторге от того, сколько людей говорили мне, что это не должно было сработать, после того, как это произошло. Я поражена тем, как ограничено в этом плане издательское дело и как трудно оказывается продавать вещи, которые не вписываются в определенные слоты. В Tor.com засучили рукава и сказали всем подержать их кофе. Я даже не подозревала, что написала что-то необычное, пока люди заговорили о том, как оригинальна книга, как трудно смешивать жанры. Если бы я была в курсе, как это трудно, то не стала бы и пытаться.
Мораль этой истории – никогда не учиться лишнему.
– Многие старые фантастические хиты в наши дни ощущаются устаревшими, причем не только с точки зрения этических аспектов, но и из-за культурных отсылок, которые никому не понятны. Вы использовали мемы и слэнг в “Гидеон Девятой”. Вы не боялись, что книга устареет? Или это сознательная попытка сделать слепок нашего времени?
– Да роман уже устарел. Там же мемы, которые были актуальны пять лет назад. Надеюсь, что книга действительно содержит временной отпечаток, потому что мне это нравится, – я люблю читать старые книги, в которых эпохи застыли, словно в янтаре. Я также люблю неустаревающие работы, однако и тексты, где полно референсов, которые мы уже не понимаем, мне тоже по душе. Люблю, например, море таких отсылок в опереттах Gilbert & Sullivan. Роман устареет, затем устареет страшно, затем начнется период “Какое чудесное время мы потеряли”, и она станет актуальна. Если, конечно, мы все не умрем от изменений климата.
– В мире книги отсутствует гомофобия. “Похороните своих геев” – известное клише(геи в романах и фильмах трагически умирают). Считаете ли вы, что авторы несут ответственность за позитивное представление жизни геев и счастливые концовки?
– Нет! Я же уже говорила. Я ощущаю, что на квир-авторов сейчас возлагается ужасное бремя по вселению в людей надежды. В основном, потому, что всем остальным чертовски плевать. Меня, как и многих, соблазнила мысль, что для меня напишут множество красивых, добрых, замечательных историй, где люди вроде меня живут долго и счастливо. Но я не считаю, что обратной стороной этого желания должен быть отказ от описаний несчастливых концовок, гомофобии, гибели геев перед гомосексуальной аудиторией. Я разговаривала с новозеландским автором Сашей Строначем (Sascha Stronach), автором замечательной нуарной квир-драмы The Dawnhounds о том, насколько виновными мы себя чувствуем из-за этого. Я ненавижу чувство вины, но единственным лекарством будет как можно больше разнообразной квир-литературы, где каждый найдет что-то по желанию, – катарсис или воодушевление, себя лучших или себя худших.
“Гидеон Девятая” – лесбийский эпик. На моем танцполе хватает крови. Я была участником множества лесбийских трагедий, и я понимаю аргументы, что мы должны показывать что-то кроме них, но я с этим согласиться не могу. Нам редко выдается шанс написать гей-трагедию.
– Как вы подходите с созданию мира и поддержанию общих принципов магии в девяти домах?
– Это несложно. После того, как я определила правила танергии (энергия смерти) и талергии (энергия жизни), а также принципы работы посмертия, призраков и духов, никаких проблем не возникало. Правила довольно просты. Сложные магические системы непоследовательны, хотя иногда я паникую, думая, что я не соблюдаю правила собственноручно созданной системы. Также у меня есть мой первый читатель, который обладает железным терпением и находит дыры за кадром. Боже, мне очень повезло. Гораздо больше проблем у меня возникает с детективными элементами – кто делает что, где и почему, они должны иметь смысл. Мне кажется, стоит пригласить в фантастику побольше авторов детективов, у них очень организованные умы.
– У вас есть советы, как поддержать творческую энергию, когда она истощается после рабочего дня?
– Думаю, самое главное – это не надирать задницу самому себе за то, что ты не “творишь”. Правда в том, что множество идей просачивается, пока мы просто сидим на диване и читаем. Приятно воспринимать себя как творческую личность, даже если днем ты ходишь на работу, никак не связанную с написанием историй, но жизнь писателя необязательно должна выглядеть как “Я встаю в 4 утра, чтобы писать по два часа каждое утро”. Коллега с моей старой работы рассказывал, что его пишущий друг так и поступал. Я была шокирована и опечалена. Мне ответили: “Ну, раз ты хочешь стать писателем, тебе придется так поступать”. Идиот! Я встану в четыре утра, только если вообще не ложилась!
Чтение – это работа. Просмотр фильмов – это работа. Набрасывать рисунки в блокноте – это работа. Все эти вещи вносят лепту в творческую внутреннюю жизнь. Конечно, человек может прокрастинировать, занимаясь всем этим, чтобы в конце ничего не сделать. Но, как и во многих вещах, тут важен баланс: если вы не позволяете себе думать о разных крутых вещах и потреблении того, что вас вдохновляет, ничего хорошего из этого не выйдет. Оставьте себе пространство для писательства, но не наказывайте себя, если день был трудный, вы ужасно устали и творческой личностью себя не чувствуете.
Еще экспериментируйте. Если вы боретесь с фэнтези-кирпичом, который пишете уже пять лет, отложите его. Напишите что-то другое. Хайку сочините. Не нужно тренироваться для марафона, пробегая марафон.
– Что оказало на вас наибольшее влияние? И каких других авторов вы порекомендуете прочесть тем, кому понравилась “Гидеон”?
– Сложно вычленить что-то отдельное, потому что на меня влияет все. На меня повлияли Джозеф Келлер, Дороти Сейерс и Zero Time Dilemma. Я под впечатлением от Мервина Пика и Элисон Бекдел. На меня повлияли ранние просмотры Care Bears. Думаю, что на меня необычайное влияние оказывают игры, но тут я не одинока: мы вскоре увидим всплеск творчества людей, пишущих фантастику и фэнтези, которые в детстве играли в Terranigma.
Если вы хотите роман, который является прекрасным чтением и содержит вещи, которые я нахожу крутыми и захватывающими и включала в “Гидеон”, то The unspoken name А.К.Ларквуд – хороший выбор. Лесбиянка-орк, жрица-ставшая-ассасином, становится приспешником злобного колдуна! Суровые волшебники, которые предназначены для плохих концовок! Прекрасный мечник-гей с развевающимися волосами! Язык Ларквуд изысканен, но ее мир просто превосходен.
– Что расскажете о сиквеле, Harrow the Ninth?
– Если “Гидеон Девятая” была в духе “лесбиянки-некроманты изучают дворец с призраками в космосе”, то Harrow the Ninth – это “лесбиянки-некроманты готовятся к некромантским выпускным экзаменам! В пространстве между жизнью и смертью! Больше скелетов!”. Там гораздо больше пародии на истории о школах, чем в “Гидеон”. Можете прочесть пролог в интернете. Ставки высоки. Еда плохая.
Harrow the Ninth – книга, очень дорогая моему сердцу. Во многом это книга, где я недобра к читателю – это одна длинная загадка, рассказанная не по порядку, и две истории, развивающиеся параллельно, к тому же Гидеон из первой книги имеет к ней малое отношение. Но зато книга очень порадует тех, кто в первом томе был фанатом Harrowhark Nonagesimus (вторая по важности героиня). Это книга, откровенно рассказывающая о психической болезни, травме и скорби. Там множество вещей, которые я поместила, чтобы себя развлечь. Я завершаю многие незавершенные линии из первой книги – и добавляю кучу новых.
