Вот 9 минут чистой растерянности и кайфа, пусть тут полежит. Как и все неожиданное, получилось клево.
Перед Новым Годом приобрела дзенский опыт. Полицейские в фильмах постоянно говорят о недостоверности показаний свидетелей. Это когда даже у искренне желающего помочь свидетеля в голове образуется абсолютно неверная картина произошедшего преступления или искаженный портрет преступника. Каждый свидетель сообщает копу что-то совершенно свое, обращает внимание на детали, которые для других не имеют значения, а у этого конкретного человека вырастают до размера башни. Набор показаний может разниться совершенно, вступая в противоречие, и копу приходится чесать репу, пытаясь хоть как-то это состыковать и вычленить общие факты.
А теперь представим, что вы ведете журналистское расследование, целью которого является выяснить, кто же такой – скажем для красного словца – поэт-отшельник, который совсем пропал с радаров несколько лет назад. Вы приезжаете в маленький городок и начинаете расспрашивать всех, кто хотя бы немного знал этого героя, а они вспоминают старые-добрые деньки, когда они были молодыми, раскрывают забытые связи и попутно дают характеристики тому, чей портрет вы желаете составить. Представить это легко – это же сюжетная завязка множества триллеров и нуарных романов, комиксов или фильмов. Ждете загадок, не так ли? Но теперь отбросьте эту сраную мишуру и оставьте вместо героев “обычных” людей (я не думаю, что бывают “обычные” люди, но ради простоты посчитаем так). В итоге цель расследования – парень, с которым вы играете по сетке и которого вполне искренне хотите лучше узнать, источник разнородных данных – его приятели, а точка входа, повод – старые тексты. Квест остается прежним. Итогом эксперимента стало что, что я наглядно увидела: личность в понимании окружающих – это расплывчатое дрейфующее пятно.
Каждый из людей, которых я из любопытства опрашивала, имел свой собственный образ героя, причем некоторые из них вступали в конфликт. Из-за недостатка данных чувак потонул в легендах, в удобных упрощениях, в старых воспоминаниях, прошел через призму времени и личностей опрашиваемых – и совершенно потерялся. Никому, по большому счету, не интересен человек как таковой, он всегда вписывается в какую-то удобную канву, ставится на подходящее внутри собственного мира место. И именно поэтому любые биографические фильмы с говорящими головами, рассказывающими, как Курт Кобейн любил куриный супчик, совершенно бесполезны. Уходя, человек лишается возможности корректировать создаваемые образы, – и в результате растворяется, пропадает, потому что статичный образ подменяет развивающуюся личность. Остается симпатия, но уходит достоверность, что ли. Постепенно выяснилось, что из старых приятелей никто не может рассказать о парне практически ничего мне полезного, потому что мифы – это пустота. Чего он хочет? Что его заводит? Почему он сидит дома? Что он любит? Чего он не любит? В ответ – неизвестность. При этом у каждого из людей набор вещей, которые они помнят, специфически свой.
Сначала я начала заниматься этим просто ради забавы, – Ксан предложил опросить парней на предмет старых идей для комиксов (окей, герой получил квест), но в процессе все стало вдруг важным, как будто миру есть, что мне рассказать. Я неожиданным образом погрузилась в зеркальный лабиринт, будто журналист ктулхианского сеттинга, пытающийся извлечь правду из набора иллюзий. Почему-то меня очень рассердило, что люди выбирают миф, а не человека, который остался сам по себе. Красочные и пустоватые байки про Ксана мне захотелось разбить и извлечь из них что-нибудь правдивое. Хотелось выпутать что-то стоящее из всей этой звенящей хуеты, но почему? Что в этом такого особенного? Загадка, но я определенно приняла это близко к сердцу. Я даже ощутила, что ненавижу эти замшелые пафосные рассказы, закутывающие человека в бинты мумии из уже не имеющего смысла прошлого, и не прочь их разрушить. Мне чувак казался достоверным, любопытным и весьма живым, а в рассказах приятелей он уже или еще был слишком картинным, а потому недостоверным и в каком-то смысле мертвым, словно памятник. При этом очевидно, что и сам он – также один из списка недостоверных свидетелей.
Я начала думать – а что бы обо мне рассказали те, кто со мной знакомы? Это была бы адская мясорубка, солянка из представлений, сигналы из разных пластов жизни, которые создали бы Франкенштейна. Для одного я была бы милашкой, для другого – роботом-убийцей, сломавшим его жизнь, для кого-то – писателем и шлюхой, для кого-то – скучным технарем. На словах это кажется вполне понятным, но попробуйте это реально почувствовать. Шуточный, несерьезный вызов преподал мне блестящий урок. Представьте, какая картина создалась бы у журналиста, если бы он захотел написать про вас? А насколько близкой или далекой от правды была бы моя версия событий вашей жизни? Одно дело – воображать это, а другое – потрогать собственными пальцами. Именно ради такого знания нужно пробовать самому, а не принимать на веру, потому что “это и так понятно”.
Будда говорил, что у нас нет “я”, нет личности, there is no self, и порой мне кажется, что я могу встать утром – и стать совершенно другим человеком с другими устремлениями, занятиями и акцентами. Очень часто представления других людей о тебе только сковывают, и старые приятели становятся прутьями клетки, мешая измениться своими постоянными ожиданиями. При встрече они прилепляют к тебе образ, от которого ты давно устал. Восприятие нас окружающими людьми, лишенное деятельного внимания, – всего лишь мусор. Стоит получить новую мотивацию, как ты легко меняешь мир на какой-то новый. Зрители воспринимают лишь то, что ты надсадно транслируешь, а затем оборачивают это в сладкую дымку воспоминаний и своих желаний по расстановке статуэток в доме. Будет ли моя версия понимания человека лучше? Кто знает. Я очень хочу, но наверняка мои ощущения тоже превратятся в миф, который нужно будет в свою очередь разрушить. Разрушать мифы увлекательно.
1 Комментарий