Все традиции и привычки, к которым апеллируют, говоря людям, “как надо” и “как положено”, являются стечением определенных обстоятельств и постоянно меняются. Не существует никаких неизменных традиций, в мире людей есть лишь две объективно существующие вещи – рождение и смерть, все остальное – трактовки, культурные, социальные и прочие конструкты. Как не было никакого золотого века в истории человечества, так нет и объективных идеалов красоты или поведения, морали. Все они обусловлены экономическими причинами или случайностью, но каждый раз, когда наталкиваешься на конкретные примеры, это все же поражает.
Пока читала крайне познавательную книгу об отображении одежды и наготы в искусстве “Сквозь одежду” Энн Холландер, наткнулась на период в живописи, где эротическим центром являлся женский живот. Да, тот самый живот, от которого сейчас женщины стараются изо всех сил избавиться. Мне, конечно, было известно, что общая полнота и рыхлость женского тела (чаще всего в этой связи упоминают Рембрандта) в определенные исторические периоды являлись стандартами красоты, однако я никогда не думала, что живот занимал место, которое в настоящее время уделяется женской заднице и груди. Более того – Энн Холландер очень четко проводит эту линию эволюции, объясняя когда и почему центр внимания сместился с живота на женские ягодицы, но самое любопытное – это знать, что выпуклый женский живот, который (будем уж правдивы) является обыденной нормой женского тела, был фетишем и являлся максимально притягательным с точки зрения его изображения. Причем живот отображался большим и выпуклым на тощих телах, что заставляло более поздних исследователей считать изображенных женщин беременными.
Возьмем картину грехопадения Адама и Евы Хуго ван дер Гуса (1480):
Маленькие груди, тощие ножки, не слишком выраженные бедра – и объемный округлый живот.
“Как на Севере, так и на Юге свежеобретенная уверенная манера обращения с плотской красотой требовала сосредоточиться на женском животе. Все женские платья, вне зависимости от особенностей кроя и других, достаточно серьезных формальных различий, так или иначе привлекали внимание именно к животу. Подхватывать платья в XV веке было принято достаточно высоко: над этой линией ткань плотно облегала бюст, проймы и плечи, а ниже, на рукава и юбку материал, мягко говоря, не экономили. Модный женский силуэт по всей Европе требовал, чтобы живот выпирал сильнее, чем грудь, которую хотя и обрисовывали максимально четко, но с точки зрения объема старались минимизировать – что особенно было заметно по сравнению с массивными головой и шеей. (…) Судя по всему доминирующим было желание так или иначе замаскировать то, что мы привыкли называть талией, (…) которая оказалась бы в самом центре вожделенного средоточия всей и всяческой плоти, которым и представлялся женский живот. Мужчины же, напротив, старательно утягивались в талии” (Энн Холландер “Сквозь одежду”)
Вот изображение Пигмалиона и Галатеи. Никто ведь не считает Галатею беременной, правда? По легенде Пигмалион создал нечто поистине прекрасное. Однако на животе художник остановился особо:
“Большой ренессансный живот особенно странно смотрится на худых и костлявых телах северной традиции, откуда и взялось расхожее мнение о том, что они беременны – что в эпоху создания произведений совсем не имелось в виду. Как мы говорили выше, модный дамский костюм требовал длинной тяжелой юбки, спускающейся от крохотной грудной клетки, затянутой в узкий корсет. Но на Севере, самозабвенно преданном ремеслу изготовления шерстяных тканей, юбка не только спускается до земли, но озером растекается вокруг ступней, если только не подхватить ее спереди. Живот, аппетитным холмиком выставленный вперед, превращается в эдакую полочку, на которой можно носить собранную складками материю, которая еще и придает животу дополнительный объем. (…) Обнаженное женское тело в искусстве, следуя моде, после XV века начало набирать в округлости и полноте, но “правильная” поза оставалась неизменной – животом вперед” (Энн Холландер)
Интересно, что проклинаемые женщинами сегодня особенности женских тел прежде являлись эротическим фетишем. Можно было не париться. Однако это не было свидетельством какой-то особой просветленности, а являлось исключительно следствием строения платья, процесса изготовления одежды и проч, т.е. экономики, и того факта, что голые люди изображаются, как если бы они оставались в одежде. На картинах очень редко видны картины естественной, неэффектной наготы.
Крайне интересно наблюдать эволюцию, где от тела-тубуса с плохо выраженными частями тела художники переходят к фиксации взгляда на грудях или ягодицах. В живописи одного из таких периодов лица женщин часто не отображают, все пространство занимают ягодицы (кстати, сейчас примерно такой же период в моде, только еще и гипертрофированный – “накачивание” ягодиц, тверк, проч). Например, у Курбе есть несколько вариаций картины “Источник”, единственной идеей которого, по-моему, является любование ягодицами девы. Таких примеров море. Иными словами, ищущий взгляд каждый раз конструирует некоторый образ, высвечивает его – и транслирует женщинам, которые перенимают моду, т.к. экономически зависимы и должны привлекать, чтобы себя обеспечивать. Раскрепощает только экономика, потому что деньги – это власть.
Кстати, незнание контекста с современных позиций позволяет довольно лихо трактовать разные художественные полотна. Скажем, концентрация на ягодицах в 19 веке – известный факт, но тут Франц фон Штук, нарисовавший мою любимую “Саломею”, не дал Еве (это изгнание из рая) ни шанса. Если Адам что-то изображает гордым профилем, то за Еву, видимо, говорят ее ягодицы. =)
Что еще любопытно, так это крайне серьезная ориентация живописи на эротические сюжеты. Эрудиция Холландер в плане живописи меня восхищает, книга полна интересных ссылок. Так вот большая часть нимф и античных красоток – простая замена пин-ап постерам, только прожившая значительно большее время. Мужчины были как художниками, так и заказчиками (а художники прежде не могли выживать, не рисуя на заказ и не продавая картины богатым ценителям), что не могло не вывести на первый план женское тело как центр желания. Художники великолепно ставят свет и изображают реалистичные картины, однако целью приемов становится подчеркивание стоящей торчком груди или мягких тканей ягодиц. К откровенно эротической живописи относится огромное количество картин, иллюстрирующих мифы или продажу рабынь на Востоке – все они служат ублажению зрителя. В этом смысле художественное ню имеет малую ценность, т.к. у изображаемого минимум трактовок, хотя ню и отображает определенные особенности эпохи, как старая порнография рассказывает нам о вкусах прошлых лет. Интересно, какой бы стала живопись, если бы не крутилась вокруг женского тела, ведь женщины в живопись были допущены очень поздно, когда она потеряла прежнее значение, к тому же над ними довлела патриархальная схема. Нас научили относиться с уважением к залам с голыми нимфами, но стоит ли такая живопись подобной серьезности, еще стоит поразмыслить.
Но вернемся к эротизму в ню.
“Западные вкусы относительно одетых тел варьировались настолько серьезно, что ню из одной эпохи в глазах другой может казаться не представляющим никакого интереса. Мы даже можем принять образ с ярко выраженной эротической составляющей за идеализированный образ – если он не предъявит нам тех форм, пропорций и деталей, на которые мы привыкли откликаться в современной жизни. Девушки с журнальных разворотов на современный лад кажутся куда более сексапильными, чем девушки с полотен Тициана, – однако те люди, которые заказывали Тициану эти картины, вне всякого сомнения смотрели на них, как на иллюстрации из Playboy. Даже откровенно порнографические Sedici modi Джулио Романо, с изображеннием различных сексуальных поз, столь шокирующие его современников, для нынешнего зрителя имеют вид на удивление асексуальный, поскольку на каждого персонажа “надета” сугубо ренессансная фигура, которую в наше время принято ассоциировать с идеализированной, отвлеченной формульной красотой”.
Любопытно так же, что в сети очень часто возникают ролики с демонстрацией эволюции женского образа в искусстве, но после просмотра роликов женщина возвращается и пытается воспроизводить очередной образец с картинки. Скажем, среднестатистическая девушка, начитавшаяся женских журналов и блогов, – это спортивная деваха с длинными волосами и социально одобренным макияжем, что посылает, скорее, социальный месседж (“я приличная, я готова начинать матримониальный диалог”), чем какой-то личностный. В таких девушках легко запутаться.
Меня же больше поражает, как пластично наше восприятие, как легко им управлять, и то, насколько явным продуктом социального давления мы являемся во многих частях, даже если ему сопротивляемся. Десять лет бритых лобков в порно – и все, волосатые пилотки кажутся дикостью, так же, как и улыбающиеся волосатые мужчины с ковриками на груди:
Все кажется “само собой разумеющимся”. Если спросить, зачем брить лобок (отращивать длинные волосы, изображать беззащитность, проч), тебе скажут, что так надо, что это красиво и удобно. Но эта “красота” и это требование появилось по совершенно определенным экономическим причинам. Ну, т.е. забавно, что ты должен брить лобок , чтобы не выглядеть дикарем, только потому, что производящим порно компаниям так удобнее показывать половые органы в камеру. Красиво же это на самом деле или нет, определяется только частотой демонстрации образа – и только. До тех пор, пока человек не обзаводится собственными вкусами, он принимает транслируемое, о чем я писала раньше.
Впрочем, бритые лобки – это далеко не самое плохое, что есть в мире. =) Когда требования предъявляются к обоим участникам процесса, появляется профит. А вот попытка заставить женщин чувствовать вину за обычное строение тела – это плохо.
а когда и почему центр внимания сместился с живота на женские ягодицы? если в двух словах.
я думаю, стоит найти исходный текст и там почитать. но если совсем кратко, то изображение ню связывается с носимой одеждой, а та изменяется в ответ на изменение производства тканей, изменения технологии производства одежды и набора проч факторов, среди которых есть случайные (пример случайности, напрямую не связанный с вопросом – популярность кюлотов после французской революции в знак поддержки повстанцев). там довольно много рассказывается про приход нижнего белья в женский мир, ведь раньше религиозно разделять женские ноги было неприлично, затем оно из-за ряда факторов появилось, а затем появился и фокус на него и проч. кратко не объяснишь. вечером поищу нужный отрывок.